*
С фальшивой улыбкой, одинаковой для всех - в тональности приветливого презрения, рыжая и высоченная хозяйка вечера говорила заранее приготовленные слова привестствия, меняя только имена. Ей и самой неприятно было стоять здесь живым светским штампом, но план был составлен родителями, а они привыкли к традиционнности. Не прекращая почти судорожно держать вышеуказанную гримасу и жать руки, светский штамп уголком рта тихонько мяукнула кузену, на беду свою проходившему мимо: "Смени меня!". Кузен недолюбливал невольную львицу, но честь есть честь и он покорно исполнил просьбу.
Спасенная дама наконец-то приняла знакомый вид спокойной уравновешенности и убежала наверх в свою комнату. "Не выйду отсюда, даже если начнется Страшный Суд!" - решила светский штамп, неприятно замечая, что мышцы лица будут болеть еще минут пятнадцать как минимум. Дама попросила гувернантку принести ей попить, и, как только та вышла, закрыла дверь на ключ и забаррикадировалась стулом.
Светский штамп, абсолютно не обращая внимания на винные пятна, коими ее зеленое платье одарил один из гостей, селя за письменный столик и принялась решать математические задачи. На будуаре, вместо многочисленных баночек с разными средствами для добавления красоты, лежали аккуратно сложенные по алфавиту труды известных и не очень математиков, только маленький флакончик "орхидеевых" духов стоял на самом краю деревянной поверхности. Кровать была осторожно и строго застелена, хоть на ней и лежали три разные платья, но спасенную даму это интересовало меньше, чем светские сплетни, которые облетали все в этот вечер. Она вся была в доказывании собственной теоремы, которая все никак не хотела держаться одного целого.
"Теорема о ровности перекрещивающихся прямых при значении x=8,6; если за y взять x+89".
На столике лежал и начатый труд по алгебре "О целесообразности использования логарифмов при доказывании методом индукции". Аккуратными буквами, подозрительно похожими на цифры, было выведено прямо под названием: "автор - Жюли Бланш".
Жюли, спасенная дама, отлично знала, что у нее абсолютно нет способностей к математическим наукам. Именно поэтому она их так и любила.
Светский штамп в который раз скривила губы, прочитав под бессмысленным названием "труда" свое имя. "Назвали меня, как пастушку из Прованса! Тошнит уже от этого карамельно-белоснежного имени!". Жюли хотела тайно изменить свое имя на какое-то более величественное, и поэтому все стремилась выйти замуж за кавалера с красивой фамилией, чтобы не стыдно было издавать свой труд без псевдонима. Но вот беда - она была на полголовы выше всех известных ей лиц мужского пола.
В дверь постучали, отвлекая мадемуазель Бланш от вычислений. Напустив на лицо отсутствующее выражение, жюли ровно встала и подошла к двери, которая была на расстоянии от стола ровно на 1,58 метра. Заученным движением мадемуазель Бланш повернула ключ в замке, импровизированным - отставила стул в сторону и впустила в комнату гувернантку, державшую поднос с лимонадом или чем-то еще таким же ненужным.
- Мадемуазель, позвольте сменить ваше платье, - поклонилась гувернантка, поставив поднос на указанный молодой Бланш столик.
- Мадам, я не выйду сегодня. Какая разница? Да и потом, для этого есть другая прислуга. - Без эмоций ответила Жюли.
- Как скажете, мадемуазель. - Опять слегка нагнула голову гувернантка и вышла.
Жюли Бланш повернулась к вычислениям, предварительно подлив одинокий вазон с розами в углу.
Опять постучали в дверь.
- В лаборатории никого нет. - ровным голосом сказала Бланш.
Те, кто стучал, решили не тревожить "ученую" и ушли восвояси, стуча уже каблуками в коридоре.
*
Кузен пришел уже в конце дистанции приветствий, поэтому его мимические мускулы пострадали меньше. Сейчас он самозабвенно танцевал мазурку с маркизой де Бавардуа и думал о кондовой романтике: этой ночью полная луна, и в саду как раз распустились цветы, но они - ничто в сравнинии с бархатом губ маркизы де Бавардуа... итак, ход его мыслей нас интересует не больше, чем его кузину Жюли - модистки. Кузен Бланш в который раз споткнулся о собственные ноги и выдержал неприятные насмешки со стороны других пар. Наконец-то прозвучали последние ужасно нестроенные аккорды домашнего оркестрика и тот, кто спас скучную двоюродную сестру, повел свою даму в сад, но тут начался ливень. Маркиза сбежала еще до начала дождя. Кузен в печали стоял под дождем, пока лакеи буквально под руки не отвели его назад в дом. Снова знакомые неприятные смешки - кузен Бланш был похож на мокрого ястреба (так думал он сам). Маркиза в то время поехала домой и поэтому кузен утешался игрой и карты, правда, не на деньги: где-то недалеко расхаживались родители, которые и тк уже в долгах.
*
Маркиза де Бавардуа плакала черными слезами, выходя из кареты и преодолевая длиннейшее расстояние до облезлого фамильного особняка: никто не знал, что это платье из розового шелка - последнее, которое у нее осталось. Обеднела семья еще позапрошлого года, когда молодой маркизе было шестнадцать. С тех пор девушка целых два раза была на балу, но этот Бланш умудрился увлечься ею. Она терпеть не могла этого доброго и слащаво-приторного, как и вся их семья, багатенького юношу (о том, что его родители в долгах, маркиза не знала). С Бланшем ей было до того скучно, что она поехала раньше времени и решила никогда больше не ездить на балы.
Маркиза решила сбежать из дому и стать модисткой. Поэтому она не хотела видеть этот фальшивый дом Бланшев и собиралась теперь сама зарабатывать на жизнь своих родителей и свою. Сажа, которой она подвела глаза, уже размылась от дождя. Надо было быстро смыть остатки, накинуть плащ - и сбегать. План сбывался.
С фальшивой улыбкой, одинаковой для всех - в тональности приветливого презрения, рыжая и высоченная хозяйка вечера говорила заранее приготовленные слова привестствия, меняя только имена. Ей и самой неприятно было стоять здесь живым светским штампом, но план был составлен родителями, а они привыкли к традиционнности. Не прекращая почти судорожно держать вышеуказанную гримасу и жать руки, светский штамп уголком рта тихонько мяукнула кузену, на беду свою проходившему мимо: "Смени меня!". Кузен недолюбливал невольную львицу, но честь есть честь и он покорно исполнил просьбу.
Спасенная дама наконец-то приняла знакомый вид спокойной уравновешенности и убежала наверх в свою комнату. "Не выйду отсюда, даже если начнется Страшный Суд!" - решила светский штамп, неприятно замечая, что мышцы лица будут болеть еще минут пятнадцать как минимум. Дама попросила гувернантку принести ей попить, и, как только та вышла, закрыла дверь на ключ и забаррикадировалась стулом.
Светский штамп, абсолютно не обращая внимания на винные пятна, коими ее зеленое платье одарил один из гостей, селя за письменный столик и принялась решать математические задачи. На будуаре, вместо многочисленных баночек с разными средствами для добавления красоты, лежали аккуратно сложенные по алфавиту труды известных и не очень математиков, только маленький флакончик "орхидеевых" духов стоял на самом краю деревянной поверхности. Кровать была осторожно и строго застелена, хоть на ней и лежали три разные платья, но спасенную даму это интересовало меньше, чем светские сплетни, которые облетали все в этот вечер. Она вся была в доказывании собственной теоремы, которая все никак не хотела держаться одного целого.
"Теорема о ровности перекрещивающихся прямых при значении x=8,6; если за y взять x+89".
На столике лежал и начатый труд по алгебре "О целесообразности использования логарифмов при доказывании методом индукции". Аккуратными буквами, подозрительно похожими на цифры, было выведено прямо под названием: "автор - Жюли Бланш".
Жюли, спасенная дама, отлично знала, что у нее абсолютно нет способностей к математическим наукам. Именно поэтому она их так и любила.
Светский штамп в который раз скривила губы, прочитав под бессмысленным названием "труда" свое имя. "Назвали меня, как пастушку из Прованса! Тошнит уже от этого карамельно-белоснежного имени!". Жюли хотела тайно изменить свое имя на какое-то более величественное, и поэтому все стремилась выйти замуж за кавалера с красивой фамилией, чтобы не стыдно было издавать свой труд без псевдонима. Но вот беда - она была на полголовы выше всех известных ей лиц мужского пола.
В дверь постучали, отвлекая мадемуазель Бланш от вычислений. Напустив на лицо отсутствующее выражение, жюли ровно встала и подошла к двери, которая была на расстоянии от стола ровно на 1,58 метра. Заученным движением мадемуазель Бланш повернула ключ в замке, импровизированным - отставила стул в сторону и впустила в комнату гувернантку, державшую поднос с лимонадом или чем-то еще таким же ненужным.
- Мадемуазель, позвольте сменить ваше платье, - поклонилась гувернантка, поставив поднос на указанный молодой Бланш столик.
- Мадам, я не выйду сегодня. Какая разница? Да и потом, для этого есть другая прислуга. - Без эмоций ответила Жюли.
- Как скажете, мадемуазель. - Опять слегка нагнула голову гувернантка и вышла.
Жюли Бланш повернулась к вычислениям, предварительно подлив одинокий вазон с розами в углу.
Опять постучали в дверь.
- В лаборатории никого нет. - ровным голосом сказала Бланш.
Те, кто стучал, решили не тревожить "ученую" и ушли восвояси, стуча уже каблуками в коридоре.
*
Кузен пришел уже в конце дистанции приветствий, поэтому его мимические мускулы пострадали меньше. Сейчас он самозабвенно танцевал мазурку с маркизой де Бавардуа и думал о кондовой романтике: этой ночью полная луна, и в саду как раз распустились цветы, но они - ничто в сравнинии с бархатом губ маркизы де Бавардуа... итак, ход его мыслей нас интересует не больше, чем его кузину Жюли - модистки. Кузен Бланш в который раз споткнулся о собственные ноги и выдержал неприятные насмешки со стороны других пар. Наконец-то прозвучали последние ужасно нестроенные аккорды домашнего оркестрика и тот, кто спас скучную двоюродную сестру, повел свою даму в сад, но тут начался ливень. Маркиза сбежала еще до начала дождя. Кузен в печали стоял под дождем, пока лакеи буквально под руки не отвели его назад в дом. Снова знакомые неприятные смешки - кузен Бланш был похож на мокрого ястреба (так думал он сам). Маркиза в то время поехала домой и поэтому кузен утешался игрой и карты, правда, не на деньги: где-то недалеко расхаживались родители, которые и тк уже в долгах.
*
Маркиза де Бавардуа плакала черными слезами, выходя из кареты и преодолевая длиннейшее расстояние до облезлого фамильного особняка: никто не знал, что это платье из розового шелка - последнее, которое у нее осталось. Обеднела семья еще позапрошлого года, когда молодой маркизе было шестнадцать. С тех пор девушка целых два раза была на балу, но этот Бланш умудрился увлечься ею. Она терпеть не могла этого доброго и слащаво-приторного, как и вся их семья, багатенького юношу (о том, что его родители в долгах, маркиза не знала). С Бланшем ей было до того скучно, что она поехала раньше времени и решила никогда больше не ездить на балы.
Маркиза решила сбежать из дому и стать модисткой. Поэтому она не хотела видеть этот фальшивый дом Бланшев и собиралась теперь сама зарабатывать на жизнь своих родителей и свою. Сажа, которой она подвела глаза, уже размылась от дождя. Надо было быстро смыть остатки, накинуть плащ - и сбегать. План сбывался.